После империи. Pax Americana - начало конца. Эмманюэль Тодд (книга)

Из домашней библиотеки С.О.В.

e-mail: nikolka_sarkozy@ngs.ru

Стр. 1 2 3 4 5

Скачать книгу можно здесь

Эмманюэль Тодд.

После империи. Pax Americana – начало конца.

ГЛАВА 7

ВОЗВРАЩЕНИЕ РОССИИ

Соединенные Штаты терпят поражение в своей попытке прикончить или, в более скромном варианте, изолировать Россию, даже если при этом они продолжают делать вид, что их старый стратегический противник больше не принимается в расчет, и позволяют себе либо унижать его, либо выражать свою благосклонность к нему, как к умирающему, а иногда и сочетать оба этих подхода. В конце мая 2002 года Джордж Буш в ходе поездки по Европе твердил о сотрудничестве с Россией, в тот самый момент, когда подразделения его военных размещались на Кавказе, в Грузии. Чаще всего Вашингтону доставляет видимое удовольствие показывать миру, что НАТО может быть расширена или что американский космический щит может быть создан без согласия Москвы. Говорить, что Россия больше не существует, — означает отрицать реальность, поскольку без ее активной поддержки американская армия не смогла бы вступить в Афганистан. Но театральный микромилитаризм требует такой позы: нужно симулировать наличие империи еще более энергично в момент, когда Америка оказывается в тактической зависимости от России.

В отношении русского вопроса американская стратегия имела две цели, из которых первая уже недостижима, а вторая представляется все более трудной для реализации.

Первая цель - развал России, который мог бы быть ускорен стимулированием стремлений к независимости на Кавказе и американским военным присутствием в Центральной Азии. Эта демонстрация силы должна была поощрять центробежные стремления даже внутри территорий этнически русской части Российской Федерации. Ставить такую задачу означало серьезно недооценивать национальную сплоченность россиян.

Вторая цель — поддержание на некотором уровне напряженности между США и Россией, что должно было помешать сближению между Европой и Россией - объединению западной части Евразии, - сохраняя как можно дольше антагонизм, унаследованный от «холодной войны». Однако беспорядок и неуверенность, порожденные американской политикой па Ближнем Востоке, напротив, привели в конце концов к возникновению оптимальных условий для включения России в международную игру, к ситуации, которой Владимир Путин незамедлительно воспользовался. В своей речи в Бундестаге 25 сентября 2001 года, произнесенной в основном на немецком языке, он предложил Западу действительное окончание «холодной войны». Но какому Западу? Оказать Соединенным Штатам краткосрочную помощь в их микровоенных и рассчитанных на масс-медиа операциях в Афганистане, стране стратегического фантазма, - это для русских только видимая сторона вещей. Главное - это сближение с Европой, первой индустриальной силой планеты. Размер импортных и экспортных потоков позволяет определить реальные ставки в тонкой игре с тремя игроками, которая вырисовывается между Россией, США и Европой.

В 2001 году товарооборот (без услуг) между Россией и США составил 10 млрд. евро, между Россией и Европейским Союзом - 75 млрд. евро, или в 7,5 раза больше. Россия может обойтись без Соединенных Штатов, но не без Европы. Россия исподволь предлагает Европе противовес американскому влиянию в военном плане и в области безопасности ее энергетического обеспечения. Сделка соблазнительна.

Каковы бы ни были интеллектуальные достоинства книги Бжезинского, в шахматной метафоре ее заголовка имеется что-то от «несостоявшегося акта» во фрейдистском смысле, какое-то предчувствие промаха: не надо играть и шахматы с русскими, для которых это национальный вид спорта. Они достаточно хорошо интеллектуально натренированы, чтобы не сделать ошибки, которой от них ожидает противник: в данном случае без реальной стратегической обоснованности глупо реагировать на провокации в Грузии или в Узбекистане. Отказаться от обмена фигурами, от взятия фигуры противника, от мелкого локального столкновения, навязываемого противником, — это элементарные правила шахматной игры. Особенно когда ты находишься в положении более слабого противника. Может быть, когда-нибудь в учебниках по дипломатии будут вспоминать «защиту Путина», которая теоретически могла бы быть сформулирована в подобном духе: каким образом в условиях падения могущества своей страны опрокинуть существующие альянсы?

Однако не будем преувеличивать значение сознательных расчетов и выбора, который делают руководители. Всемирное равновесие в своей основе не зависит ни от действий Буша II и его команды, ни от политической мудрости Путина. Наиболее весомым, определяющим фактором является динамизм или отсутствие динамизма в развитии российского общества. Однако Россия, похоже, действительно начинает «всплывать» из десятилетия беспорядков, связанных с последствиями крушения коммунизма, и становиться надежным и стабильным по своей природе субъектом равновесия мировых держав. Тем не менее, ситуацию не следует идеализировать.

Демографические параметры российского кризиса

Российское общество характеризует всеобщая грамотность, существует развитая система среднего и высшего образования. Однако в России сохраняются бедность и крайне высокий уровень насилия. В этом обществе, вероятно, одном из немногих в мире, в конце 90-х годов наблюдалась комбинация весьма высокого уровня убийств (23 на 100 тыс. жителей), с высоким уровнем самоубийств (35 на 100 тыс. жителей). Эти цифры являются одними из самых высоких в мире.

По уровню насилия в частной жизни российское общество в сравнении с теми странами, по которым имеются соответствующие данные, уступает лишь Колумбии, стране, уровень анархии в которой позволяет квалифицировать колумбийское общество как безумное, даже если это безумие частично выражается только псевдореволюционной болтовней ФАРК (Революционных вооруженных сил Колумбии). Самоубийства и насильственные смерти во многом объясняют очень низкую продолжительность жизни мужчин в России. Будучи уже низкой в конце советской эпохи — 64 года в 1989 году, средняя продолжительность жизни мужчин в России упала до самой низкой точки - 57 лет в 1994 году. После этого она вновь повысилась до 61 года в 1998 году, но сократилась до 60 лет в 1999 году.

Динамика показателей детской смертности позволяет нам проследить драматическое положение в посткоммунистические годы. С 17,6 на 1000 родившихся детей в 1990 году детская смертность повысилась к 1993 году до 20,3. Затем она вновь снизилась до 16,5 в 1998 году и увеличилась всего до 16,9 в 1999 году. Однако разнообразие территорий Российской Федерации не позволяет рассматривать этот последний показатель как статистически достоверный для зоны активной жизнедеятельности России. Две последние цифры, которые выглядят далеко не блестяще для развитых стран, тем не менее, являются самыми низкими показателями детской смертности, зарегистрированными за всю российскую историю.

Наиболее тревожным демографическим параметром, последствия которого очевидны, является резкое падение рождаемости. По имеющимся данным, число детей на одну женщину в России в 2001 году составляло 1,2. Оно находилось на таком же уровне в Белоруссии и на еще более низком уровне (1,1) в Украине. Такая рождаемость, несмотря на видимость, не может, однако, рассматриваться как особая культурная специфика бывшего советского пространства, поскольку эти очень низкие показатели близки к соответствующим показателям стран Центральной и Южной Европы. Напомним, что в Испании рождаемость составляет 1,2, в Италии, Германии и Греции — 1,3 ребенка на одну женщину.

Учитывая высокий уровень смертности, эта низкая рождаемость в России приведет, очевидно, к значительному сокращению численности населения, на что указывают весьма тревожные среднесрочные оценки. С 2001 по 2025 год численность населения России должна будет понизиться с 144 млн. до 137 млн. человек, Украины -с 49 млн. до 45 млн. человек. Эти прогнозы зависят, конечно, от сохранения абсолютно неблагоприятных социально-экономических условий. Однако и этой сфере ситуация меняется, и даже более того, эволюционирует в обратном направлении.

Экономический подъем и возвращение государства

С 1999 года экономика России вновь стала расти. На смену падению валового национального продукта (-4,9% еще в 1998 году) наконец пришло оживление экономики: темпы экономического роста составили 5,4% в 1999 году, 8,3% - в 2000 году и 5,5% - в 2001 году. Этот подъем экономики стал не только результатом роста экспорта нефти и газа - ключевого сектора российской экономики при любых обстоятельствах. Темпы роста промышленности в 1999 и 2000 годах оценивались в 11-12%. Особенно значительными они были в машиностроении, химической, нефтехимической, целлюлозно-бумажной промышленности. Но заметным был и подъем легкой промышленности. Россия наконец в сфере экономики

выходит из полосы неудач. Ее нельзя больше рассматривать как страну, находящуюся на грани гибели. Процесс демонетаризации экономики - перехода к экономике, основанной на натуральном обмене, — прекратился, и можно, напротив, говорить о ее ремонетаризации. Государство, которое, казалось, улетучилось, вновь стало активным действующим лицом в общественной жизни; этот феномен можно измерить самым простым и самым фундаментальным образом - восстановившейся способностью государства получать часть национального богатства. Доходы государства возросли с 8,9% ВНП в 1998 году до 12,6% в 1999 году и 16,0% в 2000 году. Профицит бюджета составил в 2000 году 2,3% ВНП (OECD. - Economic Surveys: 2001-2002 (Russian Federation). -Vol. 2002/5).

Необходимое для внутреннего равновесия российского общества возвращение государства к активной роли в экономике имеет два последствия в международном плане. Россия может вновь вести себя как надежный финансовый партнер, поскольку она без особых проблем обеспечивает погашение своего внешнего долга. Более того, столкнувшись с непредсказуемым и агрессивным поведением США, она смогла начать восстановление минимального военного потенциала: в 1998 году расходы на оборону составляли только 1,7% ВНП, но к 1999 году они возросли до 2,4% ВНП, а к 2000 году - до 2,7%. Конечно, было бы рискованным утверждать, что Россия решила все свои проблемы или даже только наиболее важные из них. Но очевидно, что эра Путина - это эра стабилизации общественной жизни России и начала решения ее экономических проблем.

Жестокая и бестолковая попытка либерализации экономики в 1990-1997 годах, проводившаяся с помощью американских советников, привела страну к краху. В этом плане мы можем согласиться с диагнозом Гилпина, который полагает, что сокращение роли государства в экономике в значительной степени стало причиной общественной и экономической анархии в России в переходный период(Gilpin J. Op. cit. - P. 333-339). КНР избежала подобного катастрофического положения, сохранив авторитарное государство и поставив его в центр процесса либерализации экономики.

Проблема демократии в России

Вопрос экономического роста - не единственный вопрос, который влияет на будущее России. Другая главная неизвестная величина - это судьба политической системы, в отношении которой пока нельзя утверждать, что она будет демократической и либеральной. Западные средства массовой информации, как аудиовизуальные, так и печатные, день за днем твердят нам, что в стране Владимира Путина прессу ставят под контроль государства. Телевизионные каналы, газеты в России, по их утверждению, приводятся к повиновению, хотя западные СМИ все-таки иногда признают, что речь идет о том, чтобы сломить могущество олигархов, сформировавшихся в условиях псевдолиберальной анархии 1990— 2000 годов, а не о том, чтобы уничтожить свободу информации. В конце концов, еще совсем недавно во Франции государство обладало монополией на телевещание, которая оспаривалась и была ликвидирована. Однако ни один здравомыслящий человек не охарактеризовал бы Францию времен де Голля как страну, идущую к тоталитаризму.

В России есть президент, сильный, избранный в результате всеобщих выборов, есть парламент, менее сильный, но тоже избранный в результате всеобщего голосования. Существуют также несколько политических партий, финансируемых скорее государством, как и во Франции, чем крупнейшими компаниями, как в Америке. Можно выделить три ведущие силы: коммунистическую партию, правящий центр и либеральные правые силы. Подобно японской демократии, демократия в России не приняла форму политической системы чередования правящих партий, как в англосаксонских странах или во Франции. Если эта система стабилизируется, мы сможем сказать, что она представляет собой возможную форму адаптации демократии к антропологическим традициям общины.

Российская демократия, конечно, сейчас находится в той фазе, кода она ставится под контроль центрального государства, фазе, необходимой после анархии 1990-2000 годов. Правительство Путина ведет в Чечне, на границах Российской Федерации, грязную войну, методы которой можно осуждать. Но необходимо также признать, учитывая наличие многочисленных национальных меньшинств на всем пространстве Российской Федерации, что запретить российскому государству привести к повиновению Чечню — означает требовать окончательного распада России. Активная деятельность ЦРУ на Кавказе в течение последних 10 лет, размещение американских военных советников в Грузии придают конфликту в Чечне международные масштабы. Там происходит столкновение России и Америки, и обе державы должны будут в равной степени разделить моральную ответственность за человеческие жертвы.

Если мы хотим судить Россию, мы должны рассматривать проблемы в более широкой перспективе, избегая исторической близорукости повседневных комментариев. Мы должны в целом оценить то, чего достигла Россия за 10 лет ценой огромных экономических и социальных потерь.

Она сама ликвидировала самый совершенный тоталитарный режим, который когда-либо существовал в истории человечества. Она, не прибегая к насилию, согласилась с тем, что станут независимыми сначала ее сателлиты в Восточной Европе, а затем и страны Прибалтики, а также республики Кавказа и Центральной Азии. Она смирилась с расщеплением чисто русского ядра СССР — с отделением Белоруссии и Украины. Она согласилась с тем, что наличие огромных по численности русских национальных меньшинств в большей части этих новых государств не может служить препятствием для их независимости. Ничего не следует идеализировать. Можно подчеркнуть, что у России просто не было выбора и что сохранение за ее рубежами этих этнических русских меньшинств является залогом силы в будущем. Если это так, то можно только восхищаться мудростью и мастерством российских руководителей, которые предпочли отдаленное будущее легкости немедленного и бесполезного насильственного вмешательства.

    Бывшая еще 10 лет назад великой державой, Россия согласилась на мирное отступление, от которого отказалась Сербия Милошевича. Сделав это, Россия продемонстрировала, что она является великой страной, расчетливой и ответственной; и в один прекрасный день нам придется признать, несмотря на все ужасы сталинизма, ее позитивный вклад во всемирную историю, включая одну из самых великих литератур универсального значения с такими писателями, как Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, Тургенев и другие. Осуждением коммунистического прошлого не может ограничиваться исчерпывающее рассмотрение российской истории.

Российский универсализм

Для того чтобы вполне оценить, что позитивного может дать Россия современному миру, мы должны, прежде всего, понять, почему она оказывала столь сильное влияние на весь мир в прошлом. Изобретенная ею коммунистическая доктрина и практика порабощения соблазнила за пределами русской империи рабочих, крестьян, профессоров, сделала ее олицетворением стремлений к коммунизму в общепланетарных масштабах. Успех коммунизма объясняется, главным образом, существованием в значительной части мира, преимущественно в центральной части Евразии, эгалитарных и авторитарных семейных структур, что предопределило восприятие коммунистической идеологии как естественной и правильной. России удалось на какой-то период организовать эти силы в общемировом масштабе, стать центром идеологической империи. Почему это произошло?

     России свойственен универсалистский характер. Равенство лежало в основе семейной структуры русского крестьянства, оно было закреплено равным, абсолютно симметричным правом наследования. При Петре Великом и русские дворяне также отказались от права майората, правила перехода наследства преимущественно к старшему сыну, в ущерб остальным детям. Подобно только что освоившим грамоту французским крестьянам эпохи Французской революции, начавшие осваивать грамоту русские крестьяне XX пека спонтанно рассматривали всех людей как априори равных. Коммунизм утвердился в качестве всеобщей доктрины, предложенной всему миру - к несчастью для последнего, как приходится признать. Этот универсалистский подход позволил трансформировать Российскую Империю в Советский Союз. Большевизм апеллировал к правящим кругам национальных меньшинств империи: прибалтам, евреям, грузинам, армянам. Как и Франция, Россия привлекала своей способностью считать всех людей равными.

    Коммунизм рухнул. Антропологический фон бывшего советского пространства трансформируется, но медленно. Новая российская демократия, если она будет успешной, сохранит определенную специфику, которую мы должны представлять себе, если хотим предугадать ее будущее поведение на международной арене. Либерализированная российская экономика никогда не станет индивидуалистическим капитализмом англосаксонского типа. Она сохранит черты общинного характера, создав горизонтальные формы ассоциаций, которые пока еще слишком рано определять. Политическая система, очевидно, не будет функционировать по образцу американской или английской модели двухпартийной системы. Тому, кто хочет поразмыслить о будущих очертаниях России, интересно было бы, прежде всего, прочитать классическую работу Анатоля Леруа-Болье «Царская империя и русские», впервые опубликованную в окончательной редакции в 1897-1898 годах (Leroy-Beauleu A. L'empire des tsars et les Russes. - P.: Robert Laffont, 1990) и недавно переизданную. Там он найдет исчерпывающее описание поведения и институтов, основанных на общинном восприятии, сделанное за 20—40 лет до триумфа коммунизма. У России сохранится универсалистский подход к международной политике, с рефлексами, инстинктивными реакциями, близкими к поведению Франции, когда последняя, например, раздражает Соединенные Штаты своим «эгалитарным» подходом к израильско-палестинской проблеме. Русским, в противоположность американцам, не свойственен подход, априори отделяющий полноправные нации от прочих: индейцев, негров или арабов. Кстати, с XVII века, с начала завоевания Сибири, они не истребляли своих «индейцев» - башкир, остяков, марийцев, самоедов, бурятов, тунгусов, якутов, юкагиров и чукчей, сохранением которых и объясняется современная сложная структура Российской Федерации.

    Универсалистского русского характера очень недостает сегодняшней международной политике. Исчезновением советской державы, которая воплощала тенденцию к эгалитаризму в международных отношениях, частично объясняется то, что так бурно развиваются дифференциалистские тенденции со стороны США, Израиля и других. Тихая мелодия универсализма, исполняемая Францией, не имеет большого веса в отсутствие российской державы. Возвращение России в поле действия международного соотношения сил было бы важным козырем для Организации Объединенных Наций. Если Россия не впадет в анархию или авторитаризм, она сможет стать важным фактором международного равновесия: сильная страна, без претензий на гегемонию, выражающая эгалитарный подход к отношениям между народами. России тем легче занять такую позицию, что она, в отличие от США, не зависит экономически от асимметричного взимания у других стран товаров, капиталов или нефти.

Стратегическая автономия

Учитывая сохраняющиеся проблемы в сфере демографии и здравоохранения, нельзя рассматривать начало подъема России как окончательный элемент нового мирового пейзажа. Но, тем не менее, можно довести эту гипотезу до конца и определить, какими могут быть специфические козыри восстановившейся российской экономики, факторы ее равновесия и возможности роста. Немедленно становится очевидной следующая констатация: Россия может стать державой, совершенно особой в экономическом отношении, сочетающей относительно высокий уровень образования экономически активного населения с полной энергетической независимостью. Сравнение с Великобританией, которая обладает нефтяными ресурсами в Северном море, было бы поверхностным. Объем добычи нефти и особенно газа делает Россию важнейшим действующим лицом на мировом рынке энергетических ресурсов. Нельзя также забывать, что благодаря гигантским размерам территории она обеспечена другими природными ресурсами в огромных количествах. Рядом с зависимыми от мира Соединенными Штатами Россия самой природой определена как независимая от остального мира. Ее торговый баланс имеет положительное сальдо.

Это положение объективно, оно не зависит от воли людей. Оно оказывает, однако, важное влияние на выбор общественной системы: обширность территории России, ее богатейшие минеральные и энергетические ресурсы в свое время сделали возможной сталинскую концепцию строительства социализма в отдельно взятой стране. В период дебатов о глобализации и всеобщей взаимозависимости Россия при сценарии развития, основанном на самых благоприятных гипотезах, может стать гигантской демократической страной, имеющей равновесие внешнеторгового баланса и обладающей энергетической независимостью. Короче говоря, в мире, где доминируют Соединенные Штаты, она может стать воплощением голлистской мечты.

     Если мы частично объясняем лихорадочную суету вашингтонских руководителей их неуверенностью в обеспечении Америки товарами, капиталами, а также нефтью на среднесрочную перспективу, мы можем, в противоположность им, представить в будущем спокойствие духа российских руководителей; они знают, что, если им удастся достичь стабилизации общественных институтов и границ в Чечне и в других местах, они больше ни от кого не будут зависеть. Они, напротив, уже держат в своих руках редкий козырь: экспорт нефти и особенно газа.

Структурной слабостью России являются демографические проблемы, но эта слабость, как мы увидим, может стать и плюсом. По иронии судьбы, все это могло бы сделать Россию, избавившуюся от коммунизма, страной, внушающей особое доверие, поскольку она не зависит от поставок энергетических ресурсов, в отличие от США, которые становятся фактором беспокойства в силу своего хищнического характера.

Вновь объединить всю Русь

Приоритетной проблемой для России, однако, является не представление о ней за рубежом, а восстановление собственного стратегического пространства, не являющегося ни внешним, ни внутренним в собственном смысле этого слова. В прошлом Советский Союз обладал достаточно специфичной структурой, частично унаследованной от царских времен, и в силу этого нельзя полностью исключать, что эта структура может иметь несколько большую прочность, чем коммунистическая доктрина. Вокруг России можно различить как бы два «кольца»: прежде всего, ядро славянское, или русское в широком смысле слова, в соответствии с выражением «Всея Руси», в котором к России добавлялись Белоруссия и Украина; затем - то, что называют сегодня государствами СНГ на Кавказе и в Центральной Азии. Подъем российской экономики мог бы постепенно вдохнуть жизнь в эту общность и воссоздать, так сказать, прежнюю сферу влияния России, без того, чтобы можно было говорить о ее доминировании в обычном смысле слова.

Такая динамика, если она будет устойчивой, явится в равной степени результатом как неспособности экономики западных стран, ослабленных в результате экономического спада в капиталистическом мире, занять пространство, остававшееся свободным в течение целого десятилетия, так и возобновления экономического роста в российском ядре системы. Только три прибалтийские республики действительно включились в европейское, точнее сказать скандинавское, экономическое пространство. Появление вновь «советской» сферы влияния является не в большей степени предопределенным, чем око1гчательный характер возобновления экономического подъема в России. Но достаточно и не очень внушительного экономического подъема, чтобы бывшие советские республики вновь потянулись к России. У всех стран, возникших на руинах СССР, существует много общих антропологических черт, которые сложились в эпоху, задолго предшествовавшую коммунистическому периоду.

    Все страны данной общности без исключения обладали в рамках традиционного общества общинными семейными структурами расширенной семьи, объединявшей под одной крышей отца и его женатых сыновей. Это относится к народам стран Балтии так же, как и к народам Центральной Азии. Единственным заметным различием является предпочтение эндогамных браков (впрочем, порой незначительное) у некоторых народов, исповедующих ислам, таких как азербайджанцы, узбеки, киргизы, таджики, туркмены. С другой стороны, у казахов, как и у русских, действует тенденция к экзогамным бракам. Это «антропологическое» родство не может никоим образом вести к отрицанию существования отдельных наций. Латыши, эстонцы, литовцы, грузины, армяне, так же как и мусульманские народы, существуют, даже если некоторые страны, возникшие после распада коммунистической системы в Центральной Азии, нередко во многом были созданы, «сфабрикованы» советской системой(Roy О. La nouvelle Asie centrale ou la fabrication des nations. -P.: Le Seuil, 1997). Но необходимо осознавать, что продолжает существовать реальное культурное сходство между народами бывшего Советского Союза, в частности сохранение повсюду остатков общинного сознания. Прогресс демократии в этой зоне происходит на фоне усиления сопротивления слишком воинственному индивидуализму. Это антропологическое родство позволяет нам объяснить один недавний феномен и предвидеть появление в будущем другого феномена, относящегося к развитию посткоммунистического общества на территории бывшего СССР.

Недавний феномен: либеральная революция родилась в правящем центре системы, в России, и не получила столь же быстрого распространения на периферии системы, в республиках, где индивидуализм является не более «естественным», чем в России. Независимость периферийных республик, славянских и неславянских, защитила их от этой второй либеральной русской революции и способствовала консервации в них более авторитарных режимов, чем в России.

Феномен, который можно предвидеть: будущее развитие демократии во внешнем кольце общности, окружающей российское ядро, столь же (если не больше) будет зависеть от российского воздействия, сколь и от слабого и не слишком адаптированного к местной специфике западного влияния. Россия находится в процессе поиска и определения путей окончательного разрыва с коммунизмом, определения экономического и политического режима, либерализированного, но учитывающего сильные традиции общинного сознания. В этом ограниченном смысле она может вновь стать моделью для всей постсоветской зоны.

Существование антропологического фона, общего для всех республик бывшего СССР, объясняет, почему еще нетрудно выявить сходные факты культурного порядка во всех странах, например в том, что касается насилия, уровня самоубийств и убийств. Единственными странами, где уровень насильственных смертей так же высок, как в России, являются Украина, Белоруссия, Казахстан и три республики Балтии: Эстония, Латвия и Литва. Параллели столь значительны, что их нельзя полностью объяснить присутствием русских этнических меньшинств, даже когда последние весьма многочисленны, как в Эстонии и в Латвии. На и негосударственном и даже на внеполитическом уровнях менталитета советская сфера общности разрушена еще не полностью.

В момент получения независимости республики Балтии спешили изобрести себе историю вечного противостояния с Россией, не слишком реалистичную с точки зрения антропологического анализа. Северная и Центральная Русь - место зарождения российского государства - и прибалтийские республики относились первоначально к одному и тому же культурному ареалу с сильными традициями общины в семейной структуре и с общими идеологическими стремлениями периода перехода к модернизации. Число голосов, поданных за большевиков во время выборов и Учредительное собрание в 1917 году, показывает, что электорат коммунистов был в Латвии еще более многочисленным, чем в Северной и Центральной России. Весьма значительным было и участие латышей в советской тайной полиции в начале се деятельности. Поэтому отнюдь не удивительно наблюдать через параметры, характеризующие менталитет, - уровень убийств и самоубийств - долговременное сходство русской и прибалтийских культур.

Число самоубийств в Азербайджане невысоко, что, напротив, типично для мусульманской страны, поскольку ислам и соответствующая ему тесная и сплоченная семейная структура, кажется, всегда дают иммунитет против самоуничтожения. Но уровень самоубийств в других бывших советских мусульманских республиках Центральной Азии «слишком»   высок для исламских стран, включающих и Казахстан, где половину населения составляют русские. Подобное отклонение наводит на мысль, что советское влияние было более глубоко укоренившимся, чем это обычно сейчас представляют. Этот факт нужно добавить к всеобщей грамотности населения, невысокой рождаемости и незначительной роли исламизма в постсоветской Центральной Азии. Оливье Руа в своих замечательных трудах, возможно, недооценивает русское культурное влияние в регионе. Он отмечает только сохранение значимости русского языка, играющего роль lingua franca для правящих классов Центральной Азии, феномен, который он считает временным(Roy О. La nouvelle Asie centrale: L'Asie centrale contemporaine. — Presses universitairei de France, 2001). Ни на минуту не веря в противоположную гипотезу о подпольном сохранении советской сферы влияния, я, тем не менее, внедрялся бы в Центральную Азию с большей осторожностью, если бы я был на месте американского геостратега. 1500 военных, размещенных Вашингтоном в Узбекистане, - это совсем немного, и они находятся слишком далеко от своей страны. Сегодня они - передовая ударная сила, а завтра могут оказаться заложниками.

Проблема Украины

В период между 1990 и 1998 годами распад России зашел очень далеко, ведя к утрате российским государством контроля над этнически русским населением. В случае прибалтийских стран, Кавказа, Средней Азии — зон с преобладанием нерусского населения - этот отход может быть охарактеризован как отступление империи, или деколонизация. В случае Белоруссии, Украины и северной половины Казахстана Россия утрачивала часть сферы своего традиционного господства. Белоруссия раньше никогда не существовала в качестве самостоятельного государственного образования. Север Казахстана - тем более. И в обоих этих случаях потеря контроля может рассматриваться как парадоксальное последствие анархии, которая оставила в неприкосновенности границы, установленные в советское время. Более сложным представляется случай Украины, население которой делится на три части - украинцев-униатов на западе, православных украинцев в центре и русских в восточной части.

Ее окончательный разрыв с Россией можно предполагать с большей степенью реализма. Но Хантингтон в своем споре с Бжезинским, возможно, прав, когда утверждает, что Украина призвана вернуться в орбиту России. Однако нельзя согласиться с его упрощенной, чисто религиозной трактовкой данного феномена. Зависимость Украины от России является результатом других постоянных тесных и невидимых связей.

С точки зрения Украины, нововведения всегда приходили из России. Мы сталкиваемся здесь с исторической константой. Большевистская революция возникла в России, а точнее говоря, в ее исторически доминирующей части - обширном пространстве вокруг оси Москва — Санкт-Петербург. Там было создано Российское государство, оттуда исходили все волны модернизации с XVI по XX век. Именно там произошел и прорыв к либерализации в 90-х годах. Падение коммунистической системы, волна реформ, которая продолжается и сегодня, начались в Москве, а их распространение произошло через посредство русского языка. Украина, отрезанная от России, может идти по пути реформ только очень медленно, несмотря на все идеологические декларации и разглагольствования Международного валютного фонда.

Украина в историческом и социологическом отношениях представляет собой только плохо структурированную, расплывчатую зону, которая сама никогда не являлась источником феномена модернизации. Она в основном остается периферией России, получающей импульсы из центра и во все эпохи характеризующейся своим консерватизмом: антибольшевистским и антисемитским в 1917-1918 годах, более отмеченным печатью сталинизма, чем Россия, после 1990 года. Западные страны, введенные в заблуждение ее географическим положением, близостью к Западу и наличием значительного по численности религиозного меньшинства униатов, близких к католицизму, не поняли, что Украинд, провозгласив свою независимость, изолировала себя от московской и петербургской демократической революции, даже если при этом она таким образом оказалась в ситуации, обеспечившей ей получение западных кредитов. Однако не будем преувеличивать периферийный консерватизм Украины. Трудности преодоления чисто авторитарного президентского режима для нее не идут ни в какое сравнение с подобными трудностями в Казахстане или Узбекистане.

Сценарий, предложенный Бжезинским, однако, не был абсурдным. Существует достаточно культурных различий с Россией для самоопределения Украины в качестве специфической общности. Однако, лишенная собственного динамизма развития, Украина может отойти от России, только перейдя в орбиту влияния другой державы. Американская держава слишком далека и слишком нематериальна, чтобы служить противовесом России. Европа является реальной экономической державой, сердце которой — Германия. Но она не представляет собой полюса военной и политической мощи. Однако если Европа пожелает им стать, то не в ее интересах делать Украину своим сателлитом, поскольку ей потребуется русский полюс равновесия, чтобы освободиться от американской опеки.

    Мы можем в данном случае измерить конкретное экономическое неприсутствие США в сердце Евразии: сила их красноречия не может здесь компенсировать слабость их материального производства, особенно для такой развивающейся страны, как Украина. Если мы оставим в стороне экспорт вооружения и небольшого количества компьютеров, то Америка может предложить немногое. Она не экспортирует средства производства и потребительские товары, в которых нуждаются украинцы. Что касается финансового капитала, она, напротив, поглощает его, лишая развивающийся мир ресурсов, высвобождаемых Японией и Европой. Все, что может сделать Америка, — это представить иллюзию своей финансовой мощи через свой политический и идеологический контроль над Международным валютным фондом и Всемирным банком - двумя учреждениями, без которых, заметим мимоходом, Россия может отныне обходиться благодаря положительному сальдо своего торгового баланса.

Америка, разумеется, может предложить себя в качестве потребителя товаров, которые в перспективе могут производиться Украиной, оплачивая их деньгами, выкачиваемыми из Европы, Японии и других мест. Но анализ товарооборота показывает зависимость Украины от России и Европы, а не от США. В 2000 году Украина импортировала товаров из стран СНГ на сумму в 8040 млн. долларов, а из остальных стран мира, в основном из Европы, - на сумму в 5916 млн. долларов(La Documentation française // Le Courrier des Pays de l'Est. - № 1020. - 2001. - nov.-dec. - P. 175). Импорт из США товаров и услуг составил 190 млн. долларов, то есть лишь 1,4% всего импорта (U.S. Census Bureau. htpp.//www.census.gov/foreign trade/balance/c4623.html). В течение того же года экспорт Украины в страны СНГ достигал 4498 млн. долларов, в остальные страны мира - 10075 млн., из них в США -только 872 млн., то есть 6% от общей суммы. Украина покрывает свой импорт из СНГ лишь на 56%, но в отношении остального мира она имеет положительное сальдо торгового баланса с покрытием в 170%.

Именно в этом наиболее четко проявляется нематериальный характер американской империи: США покрывают экспортом свой импорт из Украины только на 22%. Не оставим без внимания динамику процесса: в торговле с Украиной США имеют дефицит лишь с 1994 года. В 1992 и 1993 годах они имели небольшое положительное сальдо. Потребление все более и более явно становится основной специализацией американской экономики в международной системе. США не находятся более (и это наименьшее, что можно было бы сказать) в ситуации перепроизводства послевоенных времен, и поэтому они не могли бы осуществить новый «план Маршалла», в котором так нуждались бы страны, отказавшиеся от коммунизма. В бывшей советской сфере, как и в других местах, они выступают только как хищники.

    Относительно Украины мы уверены лишь в том, что она никуда не уйдет. Ее сближение с Россией вероятно, так же как и невозможность ее простого и чистого перехода под власть Москвы. Россия, если ее экономика будет развиваться, вновь станет центром притяжения на пространстве более обширном, чем она сама. Содружество Независимых Государств может стать новой и реальной политической формой, сочетающей российское лидерство и автономию ряда постсоветских властителей. Белоруссия может быть фактически аннексирована, Украина - остаться действительно самостоятельной, но стать второй Малой или Новой Россией. Понятие «Всея Руси» может вновь всплыть на поверхность в сознании субъектов, действующих на локальной или международной арене. По ту сторону Кавказского хребта Армения сохранит статус союзника, поскольку она привязана к России из-за страха перед Турцией, остающейся привилегированным союзником США еще на ряд лет. Грузия может вернуться в строй. Республики Средней Азии могут попасть под влияние России, причем Казахстан с его наполовину русским населением занял бы особое место в этом построении. Появление России вновь в качестве динамичного экономического и культурного игрока в этом регионе, очевидно, поставило бы войска США, размещенные в Узбекистане и Кыргызстане, в странную ситуацию, при которой выражение «иностранный корпус» приобрело бы свое основное значение («инородное тело»). Этот процесс реорганизации немедленно привел бы к созданию к востоку от расширенного Европейского сообщества другой многонациональной организации, имеющей центральную направляющую силу — Россию. Но в обоих случаях сложный характер политической системы сделал бы любое действительно агрессивное поведение довольно трудным, а любое вовлечение в серьезный военный конфликт - чрезвычайно проблематичным.

Слабость как козырь

Портрет идеальной и необходимой миру России, набросок которого я сделал, приукрашивает ее. Я описал, скорее, виртуальную нацию. В настоящий момент, как это было показано, уровень насилия в частной жизни общества в России - один из самых высоких в мире; государство сражается, чтобы поддержать свою способность собирать налоги, чтобы сохранить целостность кавказских границ. Оно находится в окружении (скорее провокационном, чем эффективном) у американцев в Грузии и Узбекистане. Пресса западного мира в духе иезуитского «ангелизма» упрекает Россию в контроле над СМИ, в наличии групп молодых правых экстремистов, короче говоря, во всех недостатках нации, которая с большим трудом встает с колен. Многие из наших СМИ, слишком привыкших к изнеженности сверхразвитого общества, находят удовольствие в создании имиджа России как государства, внушающего опасения.

Что касается американских стратегов, то они не перестают повторять, что для того, чтобы обеспечить нашу безопасность в долгосрочном плане, мы должны давать попять русским, что фаза существования их империи закончилась. Делая это, они, безусловно, обнаруживают главным образом имперские амбиции самих США. Не нужны большие интеллектуальные усилии, чтобы понять, что Россия больше не является находящейся на подъеме державой. Какой бы ни была форма ее режима — авторитарной или демократической, - Россия переживает демографический спад. Ее население сокращается, стареет, и уже один этот факт позволяет нам считать эту нацию скорее фактором стабильности, чем угрозой.

    С американской точки зрения, эти демографические изменения породили достаточно любопытный парадокс. На первом этапе сокращение населения России, наряду с крахом ее экономики, сделало США единственной сверхдержавой в мире, и они предались несбыточной мечте об империи. Тогда-то и появился соблазн прикончить русского медведя. На втором этапе миру понемногу становится ясно, что уменьшившаяся Россия не только не вызывает больше тревоги, но и как бы автоматически становится партнером по поддержанию равновесия со слишком мощной, слишком хищнической, слишком непредсказуемой в своей международной игре Америкой. Именно это позволило Владимиру Путину заявить в Берлине: «Никто не ставит под сомнение большую ценность для Европы ее отношений с Соединенными Штатами. Просто придерживаюсь мнения, что Европа... укрепит свою репутацию мощного и действительно самостоятельного центра мировой политики... если она сможет объединить собственные возможности с возможностями российскими — людскими, территориальными и природными ресурсами, с экономическим, культурным и оборонным потенциалом России». (Слово «оборонный» выделено мною. - Авт.)

В сущности, мы не уверены в абсолютной мере в том, что Россия будет создавать демократическое общество, что она будет всегда или, по крайней мере, долгое время воплощать в жизнь мечту Фукуямы о всемирном характере либерального общества. В этом политическом смысле она не заслуживает абсолютного доверия. Но она достойна доверия в дипломатическом плане. По двум основным причинам. Прежде всего, потому, что она слаба. Парадоксально, но в сочетании с внутренней стабилизацией в стране это является главным козырем Владимира Путина, который позволяет ему в качестве потенциального союзника включиться в игру европейцев. Но Россия также заслуживает доверия потому, что, будучи либеральной или нет, она обладает универсалистским характером, она способна воспринимать международные отношения эгалитаристским, справедливым образом. В сочетании со слабостью, которая не позволяет мечтать о господстве, российский универсализм может только позитивно способствовать равновесию в мире.

Это очень оптимистическое видение России как полюса равновесия даже не было бы необходимым для «реалиста» американской классической школы, киссинджеровского или другого толка. Для стратега-реалиста военный противовес не обязательно должен быть положительным в моральном смысле.

Греки, которым, в конце концов, надоела афинская держава, призвали себе на помощь Спарту, не являвшуюся образцом демократии и свободы, но имевшую единственное достоинство - она отказывалась от любой территориальной экспансии. Так погибла афинская империя, разбитая греками, а не персами. Было бы смешно предполагать, что в предстоящие годы Россия выступит в роли Спарты - олигархического города-государства, призванного защитить свободу, после того как она играла роль Персии - многонациональной империи, угрожавшей всем нациям. Ни в каких сравнениях не следует заходить слишком далеко: сегодня мир слишком обширен и сложен, чтобы можно было допустить новую Пелопонесскую войну. Просто потому, что Америка не имеет экономических, военных или идеологических средств для того, чтобы помешать европейским и японскому союзникам вернуть свою свободу, если они того пожелают.

Стр. 1 2 3 4 5

Скачать книгу можно здесь

e-mail: nikolka_sarkozy@ngs.ru

Хостинг от uCoz